Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 139

139

«Я прорвусь!» – твердил он про себя.

После того, что случилось в Кдлывани, все его силы сосредоточились на единственной мысли: вырваться на свободу! Но как ускользнуть от солдат эмира? Он ждал удобного момента, а там видно будет.

Лагерь Феофара являл собой впечатляющее зрелище. Множество шатров, кожаных, фетровых, шелковых, сверкали и переливались в лучах солнца. Высокие пышные султаны, венчавшие их конусообразные кровли, покачивались среди разноцветных вымпелов, флажков и штандартов. Самые богатые шатры принадлежали первым сановникам ханства. О высоком ранге этих военачальников свидетельствовал особый флаг, украшенный конским хвостом. Его древко разветвлялось на пучок затейливо оплетенных красных и белых палочек. Вся равнина до самого горизонта была испещрена тысячами этих азиатских шатров (такую юрту узбеки называли «караой»), привезенных сюда на спинах верблюдов.

Солдат в лагере насчитывалось тысяч сто пятьдесят, не меньше: здесь были и пехотинцы, и кавалеристы, объединяемые общим названием «аламаны». Среди них особенно выделялись представители основных народностей Туркестана, прежде всего таджики – белокожие, высокие, с правильными чертами лица, черноглазые и черноволосые, они составляли большую часть этой армии. Кокандское и Кундузское ханства набрали из них войско, почти равное бухарскому. Затем к таджикам подметались представители других народностей Туркестана, обитающих по соседству с ними. То были узбеки, низкорослые, рыжебородые, вроде тех, что устроили погоню за Михаилом Строговым. А еще киргизы с лицами плоскими, каку калмыков, в кольчугах: у одних были копья, у других лук и стрелы, произведенные в Азии, третьи вооружились саблями, ружьями с фитилем и «чаканом» – небольшим топориком на коротком топорище, наносящим по большей части смертельные раны. Были здесь и монголы, люди среднего роста с черными волосами, заплетенными в косу, падающую на спину. Монголы круглолицы, смуглы, с глубоко посаженными живыми глазами, борода у них растет редкая, на них синяя одежда из хлопчатобумажной чесучи, отделанная черным плюшем и перетянутая кожаным поясом с серебряной пряжкой, и сапоги с ярким сутажом, на них высокие шелковые шапки, обшитые мехом стремя лентами, развевающимися у них за спиной. И наконец, можно было увидеть там афганцев с коричневой кожей, арабов, народ примитивный, но принадлежащий к прекрасной семитской расе, и тюркоязычных кочевников с их раскосыми глазами, словно бы лишенными век, – всех эмир завербовал под свое знамя, знамя поджигателей и разбойников.

Помимо этих свободных солдат, здесь насчитывалось и некоторое число солдат-рабов, преимущественно персов, под командованием офицера того же происхождения, а в армии Феофар-хана воины рабского происхождения ценились никак не ниже свободных.

К этому перечню следовало добавить евреев, которых использовали здесь в качестве прислуги, – в одежде, подпоясанной веревкой, в небольшой шапочке из темного сукна на голове вместо тюрбана, ношение которого им запрещено. Заслуживают упоминания также «каландары»: это группа в несколько сот человек, что-то вроде благочестивых дервишей в изодранной одежде, поверх которой наброшена шкура леопарда. Если хватит фантазии, чтобы вообразить себе подобную гигантскую смесь различных народностей и племен, можно составить почти исчерпывающее представление о том, что подразумевалось под обобщающим наименованием воинства ханов.

С полсотни тысяч таких солдат имели лошадей, отличающихся таким же разнообразием, как их владельцы. Хвосты этих животных были завязаны узлом, а крупы покрыты шелковой сетчатой попоной, их связывали десятками посредством двух параллельно идущих веревок. Среди них выделялись лошади туркменской породы, тонконогие, с продолговатым телом, блестящей шкурой и благородным экстерьером. Были там и выносливые узбекские лошадки, и кокандские, способные заодно с всадником везти на себе пару шатров и полный набор кухонной посуды, а еще киргизские в светлых попонах, пришедшие сюда с берегов реки Эмбы, где их ловят арканом, этим азиатским лассо, не говоря о полукровках, рожденных от смешения этих пород и обладающих высокими достоинствами.

В общем и целом, животные здесь насчитывались тысячами. Малорослые, но стройные длинношерстные двугорбые верблюды, чья густая грива ниспадает на шею, послушные и легче, чем одногорбые дромадеры, привыкающие ходить в упряжке, также получаемые от скрещивания дромадеров с бактрианами одногорбые «нары» огненно-рыжей масти, чья шерсть завивается колечками, а еще ослы, скотина крепкая, работящая, чье мясо к тому же весьма ценится азиатами и составляет часть их рациона.

Пышные рощицы кедров и сосен отбрасывали на всю эту мешанину людей и животных, на огромное скопище шатров свою свежую тень, сквозь которую здесь и там пробивались солнечные лучи. Ничего не могло быть живописнее, чем эта картина, на которую самый смелый колорист извел бы все краски своей палитры.

Когда пленных, захваченных в Кдлывани, привели к шатрам Феофара и важных сановников ханства, над лагерем гремели барабаны, звенели трубы. Этим звукам, которые сами по себе достаточно внушительны, вторил треск ружейной пальбы и еще более грозный гром четырех– и шестидюймовых пушек, из которых состояла артиллерия эмира.

Лагерь Феофара был оборудован абсолютно по-военному. Все, что могло бы напомнить о мирном жилье – гаремы самого властителя и его приближенных, – осталось в Томске, находившемся ныне в руках захватчиков.

139