Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 138

138

– Это его право, сударь, это его право… по десять копеек за слово.

И он отправил в Англию следующее известие, сообщенное Гарри Блаунтом:

«Русские жители бегут из города. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет…»

Альсид Жоливе буквально лопался от ярости.

Тем временем Гарри Блаунт вернулся к окну, но на сей раз замешкался, несомненно, потому, что был захвачен спектаклем, который разыгрывался перед его глазами, и наблюдал за ним чуть дольше. Поэтому, когда телеграфист закончил передавать третий библейский стих, Альсид Жоливе бесшумно метнулся к окошечку и также, как ранее его собрат, деликатно выложил на столик очень приличную пачку рублей, а телеграфисту вручил депешу, которую тот стал громким голосом читать:

«Мадлен Жоливе, 10, Монмартрское предместье, (Париж). Из Кдлывани, Омской губернии, Сибирь, 6 августа. Русские сражаются. Ожесточенная погоня ханской кавалерии…»

А когда Гарри Блаунт оглянулся, он услышал, как коллега дополняет свое сообщение, насмешливо напевая:

«Он ведь малый простой,
Ходит в курточке рыжей
По Парижу!..»

Находя неприличным смешивать священное и мирское, как дерзнул его собрат, Альсид Жоливе ответил на стихи из Библии игривым припевом Беранже.

– Гм! – обронил Гарри Блаунт.

– Вот так! – откликнулся Альсид Жоливе.

Тем временем положение в Кдлывани и вокруг становилось все тяжелее. Шум боя приближался, стрельба теперь гремела оглушительно.

Внезапно телеграфную контору сильно тряхнуло.

Бомба влетела в помещение, проломив стену и подняв тучу пыли.

Альсид Жоливе в этот момент строчил на листке следующие строки:

«Как яблочко румян,
Одет весьма беспечно…»,

но тут, недописав, бросился к бомбе, схватил ее обеими руками, швырнул в окно прежде, чем та взорвалась, и тотчас прыгнул назад к окошку. Все это было для него делом одной секунды. Что до боевого припаса, он взорвался снаружи, секунд через пять.

Тем временем Альсид Жоливе как нельзя более хладнокровно начертал в своей телеграмме:

«Шестидюймовый снаряд пробил стену телеграфной конторы. Ждем других того же калибра…»

У Строгова больше не было сомнений: русских из Колывани вытеснили. Итак, ему не оставалось ничего иного, кроме как пуститься в путь по южной степи.

Но тут совсем близко от телеграфной конторы вспыхнула ожесточенная перестрелка, и оконные стекла вылетели под градом пуль.

Гарри Блаунтупал, раненный в плечо.

Альсид Жоливе в тот же миг принялся строчить дополнение к своей депеше: «Корреспондент «Дейли телеграф» Гарри Блаунт, находясь рядом со мной, пал, сраженный осколком стены…», но бесстрастный телеграфист со своим обычным безоблачным спокойствием сообщил ему:

– Сударь, линия оборвана.

Оставив свое окошко, он, как ни в чем не бывало, взял свою шляпу, смахнул с нее пыль и, не переставая улыбаться, вышел через маленькую заднюю дверь, которой Михаил Строгов не заметил.

Тут в контору ввалились ханские солдаты, и ни Михаилу, ни газетчикам не удалось унести ноги.

Альсид Жоливе со своей бесполезной депешей в руках бросился к распростертому на полу Гарри Блаунту и, повинуясь порыву своего храброго сердца, взвалил его себе на плечо, собираясь удирать с этой ношей… Но было поздно!

Оба иностранца попали в плен, и Михаил Строгов, внезапно настигнутый врагами в момент, когда хотел выпрыгнуть в окно, тоже попал в руки ханских солдат!

Часть вторая

Глава I. В лагере неприятеля

Если отправиться пешком от Кдлывани, прошагать весь день, достигнуть поселка Дьячинска, затем пройти еще несколько верст, впереди раскинется широкая равнина, среди которой то здесь, то там возвышаются большие деревья, в основном сосны и кедры.

Эту часть степи в теплое время года обычно занимают сибирские пастухи, здесь достаточно корма для их многочисленных стад. Но сейчас напрасно было бы искать там хотя бы одного из этих кочующих жителей. Вместе с тем равнина отнюдь не стала пустынной. Напротив, на ней царило необычайное оживление.

В самом деле, именно здесь захватчики поставили свои шатры: это сам Феофар-хан, свирепый бухарский эмир, раскинул свой лагерь, туда на следующий день, 7 августа, и доставили пленных, взятых в Кдлывани после истребления маленького русского корпуса. От этих двух тысяч, угодивших в клещи между двумя неприятельскими колоннами, пришедшими из Омска и Томска, осталось не более нескольких сотен солдат. Итак, дела обернулись худо, имперская власть по эту сторону Урала, похоже, была упразднена, по крайности временно, ведь русские не преминут рано или поздно вытеснить отсюда эти орды захватчиков. Но в итоге нашествие достигло центра Сибири и, поскольку край восстал, сможет распространяться хоть на западные провинции, хоть на восток. Иркутск уже напрочь отрезан от Европы, прервана всякая связь. Если войска сберегав Амура и с дальних концов Иркутской губернии не подоспеют вовремя, чтобы защитить эту столицу азиатской России, она, охраняемая недостаточной военной силой, попадет в руки врагов и прежде, чем ее отвоюют обратно, великий князь, брат императора, падет жертвой мстительности Ивана Огарова.

Что же случилось с Михаилом Строговым? Раздавлен ли он наконец тяжестью стольких испытаний? Признал ли себя побежденным? Ведь от самого Ишима неудачи непрестанно преследовали, снова и снова одолевали его. Считает ли он, что эта партия проиграна, его миссия сорвалась, выполнить поручение уже невозможно?

Но Михаил Строгав был из тех, кто не сдается, не отступает, пока смерть не остановит. А он был жив, даже не ранен, письмо императора по-прежнему оставалось при нем, и его инкогнито было в силе. Он рассчитывал затеряться в толпе пленных, которых захватчики, словно презренный скот, в огромном количестве гнали в Томск, а между тем, направляясь туда, он одновременно приближался и к Иркутску. И, наконец, он все еще опережал Ивана Огарова.

138