Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 104

104

Они спали там не только на скамьях, но и на кипах товара, на тюках, а то и просто на дощатом настиле палубы, вповалку. Стояли только вахтенные матросы на полубаке. Два сильных фонаря, зеленый и красный, отбрасывали справа и слева косые лучи на борта судна.

Требовалась известная осторожность, чтобы не наступать на спящих, привольно развалившихся то здесь, то там. По большей части это были мужики, привычные спать на жестком – палуба, должно быть, вполне заменяла им ложе. Однако нет сомнения, что, разбуженные толчком сапога, они весьма неодобрительно восприняли бы подобную неуклюжесть.

Сознавая это, Михаил Строгов был внимателен, старался никого не потревожить. Прохаживаясь по палубе, он не имел иной цели, кроме как прогнать сонливость, он и в носовую часть парохода забрел только затем, чтобы хоть немного продлить прогулку.

Так он и оказался на носу, уже и на полубак поднялся по трапу, как вдруг совсем рядом услышал голоса. И тотчас замер. Похоже, переговаривались в группе пассажиров, укутанных шалями и одеялами, – в потемках было невозможно различить их лица. Только когда из трубы парохода порой вместо клубов дыма вырывались языки красноватого пламени, сгрудившихся пассажиров, казалось, окатывало каскадом искр, словно тысячи блесток вспыхивали разом, попав в луч света.

Строгов побрел дальше, но внезапно до его слуха более отчетливо донеслись несколько слов на том же странном наречии, которое ему довелось слышать ночью на ярмарочной площади.

Михаил инстинктивно прислушался. Он стоял в тени полубака, его не могли заметить. Но и он не мог увидеть тех, кто говорил. Приходилось полагаться только на слух, и он навострил уши.

Первые фразы, которыми обменивались те двое, были незначительными – по крайней мере, такими они показались ему. Но они дали возможность Строгову безошибочно узнать их – то были голоса женщины и мужчины, которые он слышал тогда в Нижнем. Убедившись в этом, он еще больше насторожился. Ведь и впрямь эти цыгане, обрывок разговора которых он тогда уловил, ныне выдворены также, как и все их соплеменники. Если после этого они оказались на борту «Кавказа», здесь нет ничего удивительного.

Что ж, теперь он их дослушает. Это решение окрепло, когда он явственно расслышал вопрос и ответ, прозвучавшие на том же варварском наречии:

– Говорят, из Москвы в Иркутск послали курьера?

– Говорить-то говорят, Сангарра, да только прибудет он или слишком поздно, или никогда!

При этих словах, столь очевидно касавшихся его, Михаил невольно содрогнулся. Он попытался выяснить, точно ли мужчина и женщина, которых он только что слышал, были теми, кого он подозревал, но это ему не удалось, было слишком темно.

Минуты не прошло, как Михаил Строгов, никем не замеченный, проскользнул на корму и там сел в сторонке, обхватив голову руками. Глядя на него, можно было подумать, что он задремал.

Но он не спал. Даже и не думал. Он напряженно и с немалой тревогой размышлял:

– Кто мог проведать о моей поездке? И кто заинтересован в том, чтобы это знать?

Глава VIII. Вверх по Каме

На следующий день, 18 июля, в шесть часов сорок минут утра, «Кавказ» причалил к Казанской пристани, расположенной в семи верстах (7,5 км) от города.

Казань расположена на слиянии двух рек – Волги и Казанки. Это большой город, главный в губернии, здесь находятся одновременно резиденция православного архиепископа и университет. Население этой губернии разнородно: здесь обитают черемисы, мордва, чуваши, вогулы, башкиры, татары – последние в наибольшей степени сохраняют характерные азиатские черты.

Хотя от пристани до города далековато, на ней все же собралась изрядная толпа. Люди пришли сюда за новостями. Поскольку здешний губернатор издал распоряжение, идентичное нижегородскому, на пристани было много татар в кафтанах с коротким рукавом и остроконечных шапках с широкими полями, напоминающими традиционный головной убор балаганного Пьеро. Другие кутались в просторные плащи, а на головах носили маленькие круглые шапочки, делавшие их похожими на польских евреев. Женщины щеголяли в нарядах, расшитых на груди поддельными драгоценными камнями, их головы были увенчаны диадемами в форме полумесяца. Вся эта публика сбивалась в группы и оживленно переговаривалась.

Среди толпы мелькали полицейские офицеры и несколько казаков с пиками, они поддерживали порядок и одинаково энергично помыкали как пассажирами, покидающими «Кавказ», так и теми, кто всходил на борт, но перво-наперво тщательно осматривали путешественников обеих категорий. Это были, с одной стороны, азиаты, настигнутые распоряжением о высылке, с другой – несколько мужицких семейств, которые высаживались в Казани.

Михаил Строгов довольно равнодушно наблюдал за этой суетой, характерной для любой пристани, к которой только что причалил пароход. «Кавказ» должен был сделать в Казани часовую остановку – это время требовалось, чтобы пополнить запасы горючего.

О том, чтобы сойти на берег, Строгов ни минуты не помышлял. Ему не хотелось оставлять юную ливонку на судне одну, а она между тем все еще не показывалась на палубе.

Что касается обоих журналистов, эти поднялись с рассветом, как и положено любому рьяному охотнику. Они, напротив, спустились на берег и смешались с толпой, каждый особняком. Михаил приметил с одной стороны Гарри Блаунта с тетрадкой в руках: он то ли срисовывал каких-то типов, то ли записывал свои наблюдения, между тем как с другой стороны шнырял Альсид Жоливе, ограничиваясь разговорами, полностью доверившись своей памяти, не способной ничего забыть.

104