Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 26

Дорога шла подуклон, то были последние откосы горного массива Виндхья. Киуни снова затрусил давешней бойкой рысью. Около полудня парс повел их в обход селения Кдлленджер, расположенного на реке Кен, впадающей в один из крупных притоков Ганга. Было очевидно, что он по-прежнему избегает населенных пунктов, считая более безопасной пустынную местность, где встречались низины – характерная примета, свойственная долинам больших рек. Аллахабадский вокзал находился на северо-востоке, до него оставалось миль двенадцать, не больше. Очередной привал сделали в рощице банановых пальм, на чьи плоды путники набросились особенно жадно, обнаружив, что они действительно сытные, «будто хлеб со сливками», как обычно о них отзываются отведавшие их путешественники.

В два пополудни проводник направил слона в густую чащобу, сквозь которую им предстояло пробираться несколько миль. Парс считал, что путникам разумнее скрываться под пологом леса. Как-никак до сей поры они успешно уклонялись от нежелательных встреч, им уже казалось, что путешествие обойдется без неприятностей. Но тут слон, по-видимому, чем-то встревоженный, внезапно остановился.

Было четыре часа дня.

– Что там такое? – осведомился сэр Фрэнсис Кромарти, высовываясь из своей подвесной корзины.

– Не знаю, господин офицер, – отвечал парс, прислушиваясь. Впереди, за стеной густо сплетенных ветвей, доносился невнятный шум, неясные звуки бубнов. Минута-другая – и звуки, все еще отдаленные, стали явственнее. Теперь там угадывались человеческие голоса, сливающиеся с медным гулом музыкальных инструментов.

Паспарту весь превратился в слух да и глаза раскрыл пошире. Мистер Фогг, не проронив ни слова, терпеливо ждал, что будет дальше. А проводник, спрыгнув наземь, привязал слона к дереву и юркнул в чашу там, где она казалась особенно густой. Спустя несколько минут он возвратился и сообщил:

– Это процессия браминов. Они направляются сюда. Лучше бы не попадаться им на глаза. Попробуем спрятаться.

Парс, отвязав слона, отвел его поглубже в заросли, путникам посоветовал не слезать, сам же приготовился мигом на него вскочить, если придется спасаться бегством. Но он надеялся, что толпа людей, целиком поглощенных своим религиозным ритуалом, проследует мимо, не заметив чужаков, благо густой лиственный полог их полностью скрывал.

Нестройный гул голосов и музыка между тем надвигались. Теперь уже ясно слышались монотонные песнопения, гром барабанов, бубны. Вскоре поддеревьями шагах в пятидесяти от места, где затаились мистер Фогг и его спутники, показалась голова процессии. Сквозь ветви, образующие их укрытие, они могли в свое удовольствие разглядывать причудливых участников церемонии.

Впереди выступали жрецы с митрами на головах, облаченные в длинные расписные храмиды. Вокруг них теснились мужчины, женщины, дети, издавая заунывные звуки, смахивающие на погребальный псалом, через равные промежутки времени прерываемый барабанным боем и звоном бубнов. Следом ехало громоздкое сооружение, влекомое двумя парами зебу в пышно разукрашенных попонах, оно катилось на огромных колесах, спицы и ободья которых были изготовлены в виде переплетающихся змей. На колеснице возвышалась статуя самого мерзопакостного вида с четырьмя руками, темно-красным туловищем, безумными глазами, спутанными волосами, свисающим языком и губами, выкрашенными хной и бетелем. Ее шею обвивало ожерелье из мертвых голов, на бедрах болтался пояс из отрубленных рук. Она стояла на теле безголового поверженного великана.

Сэр Фрэнсис узнал эту статую.

– Кали… – пробормотал он. – Богиня любви и смерти.

– Насчет смерти согласен, но любви – никогда! – ужаснулся Паспарту. – Жутковатая тетушка!

Парс знаком приказал ему замолчать.

Вокруг статуи металась, беснуясь и корчась в конвульсиях, толпа престарелых факиров, их тела были испещрены полосами охряного цвета и крестообразными порезами, из которых капля за каплей сочилась кровь. Это были те самые одержимые недоумки, что во время индусских религиозных церемоний все еще бросаются под колесницу Джаггернаута.

Следом шагали несколько брахманов во всем великолепии своих восточных одеяний. Они вели женщину, едва державшуюся на ногах.

Женщина была молода, белокожа, словно европейка, и с головы до пят обвешана множеством драгоценностей: они сверкали у нее на голове, на шее, плечах, ушах, на ее руках и щиколотках. Ожерелья, браслеты, серьги и кольца, казалось, отягощали ее свыше сил. Шитая золотом туника и покрывало из легкого муслина не скрывали очертаний ее тела.

Вслед за молодой женщиной – контраст, мучительно режущий глаз, – воины с обнаженными саблями, заткнутыми за пояса, и длинными пистолетами с серебряной насечкой несли в паланкине мертвеца.

Это был труп старика в великолепном наряде раджи. Как и при жизни, на голове у него красовался тюрбан, расшитый жемчугом, на кашемировом поясе, перехватывающем златотканый шелковый халат, сверкали бриллианты. Пышное убранство трупа дополняло драгоценное оружие. Все говорило о том, что покойный – какой-то индийский князь.

Следом шли музыканты, а замыкала кортеж толпа фанатиков, вопли которых порой заглушали даже барабаны.

При виде этого торжественного шествия лицо сэра Фрэнсиса Кромарти сильно омрачилось, и он, обращаясь к проводнику, тихо произнес:

– Сутти!

В ответ парс утвердительно кивнул и приложил палец к губам. А длинная процессия текла под сенью деревьев, пока последние беснующиеся фигуры не скрылись в лесной гуще.