Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 182

182

Уходя от нашествия, политические ссыльные действительно стекались сюда со всей провинции, как все, подчинившись приказу отойти в Иркутск, покинуть поселки, где они занимались различными профессиями, преимущественно медициной и преподаванием – кто в гимназии, кто в японской школе, кто в училище навигации. Великий князь, как и царь, уверенный в их патриотизме, с первых же дней приказал выдать им оружие, и они показали себя отважными защитниками города.

– Чего же просят ссыльные? – спросил он.

Начальник полиции доложил:

– Они просят у вашего высочества разрешения создать свой особый корпус и в первом бою вне стен крепости выступить как головной отряд.

– Да, – промолвил великий князь с волнением, которого даже не пытался скрыть, – эти изгнанники, прежде всего, русские люди, это их право – сражаться за свое отечество!

– Полагаю, что я вправе заверить ваше высочество, что лучших солдат вы не найдете, – вставил генерал-губернатор.

– Однако им нужен командир, – заметил великий князь. – Кто же возьмется?

– Среди них есть один, который уже в нескольких случаях проявил себя, – отвечал начальник полиции. – Они остановили свой выбор на нем и желали бы получить одобрение вашего высочества.

– Он русский?

– Да, русский из балтийских провинций.

– Его имя?

– Василий Федоров.

Этот ссыльный был отцом Нади.

Как нам известно, Василий Федоров работал в Иркутске врачом. Это был образованный и сердечный человек, к тому же очень храбрый и исполненный самого искреннего патриотизма. Все то время, которое не посвящал больным, он отдавал организации сопротивления. Не кто иной, как он объединил своих товарищей по изгнанию во имя этого общего дела. Тогда ссыльные, до сей поры ничем не выделявшиеся среди населения, своей активностью привлекли к себе внимание великого князя. В нескольких вылазках они щедро оплатили кровью долги святой Руси – святой, о да, и обожаемой своими сынами! Василий Федоров вел себя как герой. Его имя неоднократно упоминалось в этой связи, но он никогда не просил для себя ни милостей, ни льгот, и когда иркутские ссыльные задумали сформировать особый корпус, он даже не знал, что они решили сделать его своим командиром.

Когда начальник полиции назвал это имя, великий князь тотчас ответил, что оно ему знакомо.

– В самом деле, – отозвался генерал Воронцов, – он достойный и храбрый человек, этот Василий Федоров. И для своих товарищей он всегда был очень большим авторитетом.

– Давно он в Иркутске? – поинтересовался великий князь.

– Два года.

– И его поведение…

– Это поведение человека, который подчиняется всем требованиям, возложенным на него законом, – ответил начальник полиции.

– Генерал, – распорядился великий князь, – соблаговолите немедленно представить его мне.

Приказы великого князя неукоснительно исполнялись, так что не прошло и получаса, как Василий Федоров был доставлен к нему.

Это был человек лет сорока, не больше, высокого роста, с лицом суровым и печальным. Чувствовалось, что вся его жизнь сводилась к одному – к борьбе. Он боролся и страдал. Внешне они были поразительно похожи друг на друга – отец и его дочь, Надежда Федорова.

Нашествие задело его больше, чем любого другого, оно нанесло удар его самой дорогой привязанности, разбило самые заветные надежды отца, разлученного с семьей, отправленного в изгнание за восемь тысяч верст от родного города. Из письма он узнал о смерти жены и одновременно – о том, что дочь выехала к нему, получив от правительства разрешение поселиться с отцом в Иркутске.

Надя должна была выехать из Риги 10 июля. Нашествие началось пятнадцатого. Если к тому моменту Надя уже была по ту сторону границы, что с ней случилось среди захватчиков? Легко догадаться, какая тревога терзала несчастного отца, ведь с тех пор он больше не получал известий от дочери.

Представ перед великим князем, он поклонился и молча ждал вопросов.

– Василий Федоров, – сказал великий князь, – твои товарищи по изгнанию просят разрешения создать элитный корпус. Им известно, что в таких подразделениях надо быть готовыми к тому, что убьют всех до единого?

– Это они знают, – отвечал Федоров.

– Еще они хотят, чтобы ты стал их командиром.

– Я, ваше высочество?

– Ты согласен возглавить их?

– Если благо России того требует, да.

– Командир Федоров, ты больше не ссыльный.

– Спасибо, ваше высочество, но могу ли я командовать теми, кто все еще в ссылке?

– Они тоже отныне свободны!

Подумать только, что эту милость всем его товарищам по изгнанию, ставшим товарищами по оружию, оказал брат государя!

Василий Федоров с волнением пожал руку, протянутую ему великим князем, и удалился.

А последний, обернувшись к своим офицерам, с улыбкой сказал:

– Царь не откажется подписать помилование, которое я ему открыто представлю! Чтобы отстоять столицу Сибири, нам нужны герои, и я их только что сотворил.

Эта милость, так великодушно оказанная изгнанникам Иркутска, и впрямь была актом справедливости и доброты, а также умным политическим ходом.

Между тем наступила ночь. Из окон дворца были видны костры, горящие в лагере бухарцев, искры от нихулетали в небо там, за Ангарой. Река несла множество льдин, некоторые из них застревали, наткнувшись на сваи разрушенных деревянных мостов. Те же, что плыли по течению, неслись с поразительной быстротой. Было очевидно, что Ангаре, как утверждал глава купеческих гильдий, очень трудно покрыться сплошным льдом. Итак, защитникам Иркутска можно не опасаться нападения с этой стороны.

182