Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 134

134

– Но тогда мы его опередим, – отозвался пенджа-баши, – ведь из Омска мы выехали меньше чем за час после него, скачем во весь дух по самой короткой дороге, а кони у нас быстрые. Стало быть, или он застрял в Омске, или доберется до Томска после нас, тогда мы перекроем ему дорогу. Так или иначе, Иркутска ему не видать.

– А та сибирячка – крепкая старуха! Явно, она его мамаша, – напомнил дег-баши.

При этих словах сердце у Строгова заколотилось так, будто вот-вот разорвется.

– Да, – отозвался пенджа-баши, – она уперлась, твердит, что этот якобы купец не ее сын. Да только Огарова не проведешь, полковник говорит, мол, когда время придет, он сумеет заставить старую ведьму заговорить.

Сколько слов, а для Михаила каждое – как удар кинжала! Итак, его инкогнито разоблачено, врагам известно, что он посланец царя! Отряд кавалерии, посланный за ним в погоню, не преминет преградить ему дорогу! И – вот она, самая страшная мука! – мать в руках захватчиков; этот зверь Огаров хвастается, что развяжет ей язык, когда пожелает!

Михаил Строгов прекрасно знал, что отважная сибирячка не проговорится, но она заплатит за это жизнью!..

Казалось, он не мог бы ненавидеть Ивана Огарова больше, чем ненавидел до этой минуты, и все же волна новой ярости захлестнула все его существо. Негодяй, предавший свою страну, теперь угрожал пыткой его матери!

Офицеры между тем продолжали разговор, и, насколько мог расслышать Михаил, речь шла о том, что в окрестностях Колывани неминуемо произойдет столкновение между русскими частями, идущими с севера, и ханским войском. Маленький двухтысячный корпус русских, замеченный в нижнем течении Оби, форсированным маршем движется к Томску. Если сведения верны, этот корпус будет неминуемо уничтожен превосходящими силами Феофар-хана, и тогда весь иркутский тракт окажется во власти захватчиков.

Из слов пенджа-баши Михаил Строгов также узнал, что за его голову назначена цена, велено взять его живым или мертвым.

Итак, было необходимо сейчас же обогнать узбекских всадников, прежде них вырваться на дорогу к Иркутску, переправиться через Обь, чтобы река стала преградой между ним и преследователями. Но для этого бежать следовало раньше, чем они свернут свой бивуак. Приняв это решение, Михаил Строгов тотчас приготовился его исполнить.

В самом деле, не мог же их привал продолжаться долго, пенджа-баши не собирался давать своим людям передышку более чем на час, хотя они тоже с самого Омска не меняли своих коней на свежих, лошади у них должны были устать не меньше, чем у Строгова, и по той же причине.

Итак, ему нельзя терять ни минуты. Уже час ночи, надо воспользоваться темнотой, которую скоро прогонит заря, и выбраться из этого леска на дорогу. Но хотя ночь благоприятствовала такому замыслу, успех бегства казался крайне маловероятным. Ни в чем не желая полагаться на авось, Михаил дал себе несколько минут на размышление, взвесил все за и против, чтобы не промахнуться в столь важной игре.

Из расположения места действия следовало, что ему не удастся прокрасться позади зарослей замкнутых полукругом лиственниц, по отношению к которому дорога была прочерчена, как стягивавшая дугу хорда. Речка, ограничивающая этот полукруг, была не только глубокой, но довольно широкой и очень грязной. Высокий густой утесник делал подход к ней абсолютно невозможным. К тому же чувствовалось, что дно под этой мутной водой вязкое, там не найдешь твердой опоры. Да и по ту сторону речки заросший кустарником берег куда как мало годился для маневров, каких требует поспешное бегство. Строгов не успеет еще и шагу ступить, как подвергнется беспощадному преследованию, его в два счета окружат и он окажется в руках неприятельских всадников.

Оставался лишь один возможный путь – по большой дороге. Надо попробовать выбраться на нее, обогнуть лесную опушку, не привлекая внимания, оторваться от погони хоть на четверть версты, прежде чем заметят, выжать из своего коня все, на что он способен, даже если вследствие такой траты сил и энергии животное рухнет замертво, достигнуть берега Оби, а там уж пересечь эту широкую реку хоть на пароме, хоть вплавь, если другого способа не найдется, – вот какая попытка предстояла Михаилу Строгову.

Перед лицом опасности его силы и мужество возросли. На карту были поставлены его жизнь, его миссия, честь отечества, а возможно, и спасение его матери. Места колебаниям не оставалось, и он принялся за дело.

Теперь нельзя было терять ни мгновения. Среди отдыхающих кавалеристов уже начиналось движение. Кое-кто уже прохаживался по лесной опушке у самой дорожной насыпи. Другие еще лежали поддеревьями, но их лошади уже мало-помалу сбивались в кучу, сходились к центру леска.

Поначалу у Михаила Строгова мелькнула мысль, не позаимствовать ли одну из этих лошадей, но он здраво рассудил, что они наверняка также измотаны, как его собственная. А значит, лучше довериться животному, в котором не сомневаешься, столько раз сослужившему тебе добрую службу. Этого славного коня, спрятанного за высокими кустами вереска, узбеки так и не заметили. Впрочем, они и не заходили в самую глубь леса.

Строгов прополз среди травы к своему лежавшему на земле скакуну. Потрепал его по холке, тихо произнес несколько слов и сумел сделать так, чтобы конь встал бесшумно.

К этому времени произошло поистине благоприятное стечение обстоятельств: факелы, догорев дотла, погасли, а темнота все еще была достаточно непроглядной, по крайней мере, там, под сенью лиственниц.

134