Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Страница 132

132

Наконец, около половины четвертого, миновав станцию Каргатск, Строгов оставил позади последние Барабинские низины, и под копытами его коня снова зазвенела сухая, твердая земля Сибири.

Он выехал из Москвы пятнадцатого июля. Стало быть, если включить в расчеты семьдесят с гаком часов, проведенных в хижине на берегу Иртыша, сегодня, пятого августа, истекал двадцать один день с момента его отправления.

До Иркутска ему еще предстояло проехать одну тысячу пятьсот верст.

Глава XVI. Последнее усилие

Не напрасно Михаил Строгов боялся какой-нибудь дурной встречи на этих равнинах, простирающихся за пределами Барабинской низменности. Одного взгляда на поля, истоптанные лошадиными копытами, хватало понять, что ханские полчища прошли здесь, и что это варвары, о которых можно сказать, как и о турках: «Там, где прошел турок, трава никогда не вырастет!»

Стало быть, пересекать эту местность Михаилу Строгову приходилось не иначе, как с бесконечными предосторожностями. Клубы дыма над горизонтом возвещали о том, что поселки и хижины еще горят. Их запалили авангардные части или вся армия ханов уже достигла последних рубежей провинции? Находится ли Феофар-хан собственной персоной уже в Енисейской губернии? Этого Михаил Строгов не знал и не мог ни на что решиться, пока ничего не выяснит на этот счет. Неужели край настолько опустошен, что он не найдет ни одного сибиряка, которого можно было бы расспросить?

Михаил проскакал две версты по абсолютно безлюдной дороге. Он озирался, высматривал то справа, то слева какой-нибудь дом, не покинутый жителями. Однако все дома, в которые он заходил, были пусты.

Вдруг между деревьями он приметил догорающую хижину, над которой еще курился дымок. Приблизившись, он увидел в нескольких шагах от гибнущего дома старика, окруженного плачущими детьми. Женщина, еще молодая, наверное, его дочь и мать этих малышей, стоя на коленях, безумными глазами смотрела на эту картину опустошения. Она кормила грудью младенца, ему всего несколько месяцев, а у нее скоро не станет молока… Вокруг этой семьи все было разрушено, этих людей обрекли на полную нищету.

Михаил Строгов подошел к старику, спросил напрямик:

– Ты сможешь ответить на мои вопросы?

– Говори, – обронил старик.

– Татары прошли здесь?

– Да, и поэтому мой дом в огне!

– Это был отряд или армия?

– Армия. Посмотри на наши поля: сколько хватает глаз, все опустошено!

– Войском командует эмир?

– Он самый, потому и вода в Оби стала красной!

– И Феофар-хан вошел в Томск?

– Да.

– А не знаешь, Колывань тоже захвачена?

– Нет, ведь она еще не горит!

– Спасибо, друг. Могу я сделать что-нибудь для тебя и твоих?

– Ничего.

– До свидания.

– Прощай.

И Михаил Строгов, положив двадцать пять рублей на колени несчастной женщине, у которой не нашлось сил даже поблагодарить его, тронул своего коня, и тот возобновил свой так ненадолго прерванный бег.

Теперь Строгову было ясно одно: он во что бы то ни стало должен объехать Томск стороной. Следует спешить в Колывань, где захватчиков пока еще нет: он туда доберется, это возможно. Но следовало подкрепиться перед долгой дорогой. А потом свернуть с иркутского тракта, переправиться через Обь, затем обогнуть Томск – иного решения быть не могло.

Определив таким образом свой новый маршрут, Михаил не должен был больше ни одной минуты тратить на сомнения. Он и не колебался: пустил своего коня быстрым равномерным аллюром по дороге, ведущей прямиком на левый берег Оби, до которой еще сорок верст. Найдет ли он паром, чтобы переправиться, или захватчики разрушили все речные суда и ему придется добираться до другого берега вплавь? Там видно будет.

Что касается его коня, к тому времени вконец изнуренного, Михаил Строгов спрашивал себя, останутся ли у него хоть какие-то силы после такого пути. Придется подыскать ему замену в Кдлывани. Он чувствовал, что ему скоро будет не хватать этого бедного животного. Итак, Колывань должна стать началом нового этапа его путешествия, ведь оттуда оно продолжится в иныхусловиях. Когда опустошенный край останется позади, его будут ждать еще большие трудности, но если успешно миновать Томск, он сможет опять выехать на иркутский тракт и продолжить путь по Енисейской провинции, еще не разоренной нашествием. Так он должен добраться до цели за несколько дней.

После довольно жаркого дня наступила ночь. К полуночи глубокая темнота накрыла степь. На закате ветер стих, и кругом воцарился нерушимый покой. Лишь топот конских копыт раздавался на пустынной дороге да порой голос всадника, что подбадривал его. В столь густых потемках требовалось все время быть начеку, чтобы не сбиться с дороги, по сторонам которой часто встречались пруды и ручейки, впадающие в Обь.

Итак, Строгов ехал как можно быстрее, однако соблюдал определенную осторожность. При этом он полагался не только на зоркость своих глаз, умевших видеть в темноте, но и на ум своего коня, поскольку знал, что тот вправду очень разумен.

И вот в момент, когда Строгов, соскочив на землю, старался поточнее рассмотреть, в каком направлении идет дорога, ему вдруг почудилось, что с запада доносится невнятный гул. Это походило на дальний стук копыт по сухой твердой земле. Да, сомнения больше не было. Позади, за одну-две версты отсюда конские копыта отбивали на дороге четкий ритм.

Михаил приложил ухо к земле на самой середине дороги и вслушался как можно внимательнее.

132