Кто бы поверил, что эта часть Барабинской степи, где в жаркое время года создается столь нездоровая атмосфера, может стать приютом для какого-либо населения?
Тем не менее это так. Изредка то тут, то там среди зарослей гигантского камыша мелькали какие-то хижины. Мужчины, женщины, дети, старики в одежде из кожи животных, с лицами, скрытыми под масками из пропитанных смолой пузырей, пасли стада чахлых овец, но чтобы уберечь этих животных от нападения насекомых, окуривали их дымом очагов, где круглые сутки горят сырые дрова, их подбрасывают в огонь днем и ночью, так что едкий дым медленно распространялся над всем громадным болотом.
Когда Михаил Строгов почувствовал, что его конь, сраженный усталостью, готов упасть, он остановился возле одной из этих жалких лачуг, и там, забыв о собственной усталости, сам по обычаю сибиряков обтер искусанную шкуру несчастного животного разогретым жиром. Потом Михаил задал ему хорошую порцию корма. И только после того, как конь был хорошо вычищен и сытно накормлен, он постарался восстановить свои силы, съев несколько ломтей хлеба и кусков мяса и запив все это квасом. Час, в крайнем случае два часа спустя, он продолжил свою нескончаемую скачку, снова галопом помчавшись по дороге, ведущей в Иркутск.
Таким манером Михаил Строгов, покинув станцию Труновскую, проскакал девяносто верст и, казалось, совсем не чувствуя усталости, 30 июля к четырем часам дня прибыл в Чулым.
Волей-неволей пора было предоставить коню ночь передышки. Храброе животное больше не могло продолжать путь без отдыха. В Чулыме, как и нигде больше, он не нашел никаких транспортных средств. По тем же причинам, что и в предыдущих городках и поселках, здесь не осталось ни лошадей, ни экипажей.
Чулым, маленький город, до которого еще не добрались ханские войска, почти совсем опустел, ведь с юга захватить его было легче легкого, дай с севера он был не лучшим образом защищен. Поэтому почтовая станция, полицейский участок, особняк администрации по распоряжению высшего начальства были покинуты, и чиновники с одной стороны, а жители, имеющие средства бежать отсюда, с другой, заблаговременно перебрались в Камск, в центр Барабинской степи.
Итак, Михаил должен был смириться с необходимостью провести ночь в Чулыме, чтобы позволить своему коню отдохнуть часов двенадцать. Он помнил указания, полученные в Москве: проехать через Сибирь инкогнито, как можно быстрее добраться до Иркутска, однако не ставить под удар конечный успех путешествия во имя скорости. Следовательно, он должен довольствоваться тем единственным средством передвижения, которое ему осталось.
На следующий день Строгов покинул Чулым в то же самое время, когда пришло известие, что в десяти верстах от городка на Барабинской дороге замечен первый отряд ханских разведчиков. Михаил снова устремился вперед, дальше по заболоченным пространствам. Дорога была ровной, что облегчало путь, но она очень уж петляла, и это удлиняло его. Однако не было никакой возможности его сократить, сойдя с тракта, чтобы двигаться к цели напрямую, – через трясины, заросли и пруды не пройти.
Через двое суток, первого августа в полдень, проскакав сто двадцать верст, Михаил Строгов прибыл в поселок Спасское, а к двум добрался до Покровского, где пришлось остановиться. Его лошадь, в последний раз отдыхавшая в Чулыме, была измотана и не способна сделать больше ни шагу. Здесь ради этой вынужденной передышки Строгов провел остаток дня и всю следующую ночь, но, отправившись в путь наутро, по-прежнему вскачь по полузатопленной равнине, к четырем часам дня второго августа он одолел семьдесят пять верст и достиг Камска.
Местность изменилась. Этот Камск – маленький город, похожий на островок, обжитой, чистый и здоровый посреди непригодного кжизни края. Он находится в самом сердце Барабинских болот. Почва здесь осушена посредством каналов, отводящих излишек влаги в Томь, русло этой реки, притока Иртыша, проходит через Камск, благодаря чему зловонное болото здесь превращено в богатейшее пастбище. Но все эти усовершенствования пока не обеспечили полной победы над лихорадкой, которая осенней порой делает пребывание в этом городе небезопасным. Тем не менее окрестные обитатели именно здесь ищут убежища от малярийных миазмов, когда весь край оказывается в их полной власти.
Несмотря на нашествие ханского воинства, Камск еще не опустел, жители городка не спешили разбегаться. Вероятно, они считали себя защищенными здесь, в самом центре Барабинских болот, или, по крайней мере, думали, что успеют убежать, если окажутся под непосредственной угрозой.
Как бы Михаилу Строгову ни хотелось узнать какие-либо свежие новости, здесь на это надежды не было. Скорее уж к нему обратилось бы с вопросами городское начальство, если бы проведало, кем на самом деле является мнимый иркутский торговец. Ведь Камск по самому своему расположению, казалось, поистине находился вне общей сибирской жизни и постигших ее тяжких испытаний.
Впрочем, Михаил никому, или почти никому, не показывался на глаза. Оставаться неузнанным для него теперь уже было мало, он хотел стать невидимым. Прошлый опыт сделал его предельно осторожным, заставляя чем дальше, тем больше опасаться как за настоящее, так и за будущее. Поэтому царский посланец держался особняком и, отнюдь не склонный бродить по улицам городка, не желал даже носа высовывать с постоялого двора, где он остановился.
В Камске Строгов мог бы найти экипаж, а следовательно, и более удобный способ путешествовать, возможность отказаться, наконец, от скачки верхом, ведь он уже проехал так от самого Омска. Но по зрелом размышлении он побоялся, что покупка тарантаса привлечет к нему внимание. Он ведь не пересек линии, ныне разделившей Сибирь на свободную территорию и земли, оккупированные ханами. Эта линия проходила примерно по долине Иртыша, и пока он здесь, было бы рискованно давать повод для подозрений.