На каждой станции журналисты выходили из своего экипажа и присоединялись к Михаилу Строгову. Надя выходила из тарантаса лишь в том случае, если на почтовой станции предполагалась какая-либо трапеза. Когда же надо было позавтракать или пообедать, она садилась за стол со всеми, но держалась очень замкнуто, почти не участвуя в общем разговоре.
Альсид Жоливе неустанно оказывал юной ливонке знаки внимания, впрочем, никогда не выходя за рамки безукоризненной почтительности. Он находил девушку очаровательной. Его восхищала та молчаливая энергия, что исходила от нее наперекор всем тяготам столь изнурительно жесткого путешествия.
Эти вынужденные задержки доставляли Михаилу Строгову довольно сомнительное удовольствие. Поэтому на каждой станции он только и делал, что поторапливал отъезд, докучал станционным смотрителям, подгонял ямщиков, чтобы поживей запрягали. Итак, наскоро перекусив – слишком наскоро, по мнению Гарри Блаунта, который был основательным, методичным едоком, – путники ехали дальше, причем журналисты тоже мчались с ветерком, как орлы, ведь платили они по-королевски или, как выражался Альсид Жоливе, «в манере русских орлов». (Русская золотая монета оценивается в пять рублей, рубль – денежная единица, равная ста копейкам, то есть трем франкам и девяноста двум сантимам).
Само собой разумеется, что Гарри Блаунт ничуть не пытался угодить девушке. Это была одна из тех немногих тем, на которые он не желал дискутировать со своим приятелем. Сей почтенный джентльмен не имел обыкновения заниматься двумя делами одновременно.
И вот однажды Альсид Жоливе спросил его, сколько лет может быть юной ливонке.
– Какой именно юной ливонке? – пресерьезно спросил тот, полуприкрыв глаза.
– Черт возьми, кому же, какие сестре Николая Корпанова?
– Это его сестра?
– Нет, его бабушка! – проворчал Альсид Жоливе, возмущенный таким безразличием. – Сколько вы ей дадите?
– Если бы я присутствовал при ее появлении на свет, я бы это знал! – сухо ответил Гарри Блаунт, всем своим видом показывая, что затронутая тема его нимало не интересует.
Местность, по которой в то время катили два тарантаса, была почти ненаселенной. Погода стояла хорошая, солнечная, но при некоторой облачности, и зной был не столь нестерпимым. Будь их экипажи устроены поудобнее, пассажирам вообще не на что было бы сетовать. Что до скорости, она была восхитительна, впрочем, русские почтовые берлины, как правило, отличаются быстрой ездой.
Но если край, что простирался вокруг, казался покинутым, эта его пустынность объяснялась нынешним тревожным положением. В полях почти не видно было тех сибирских крестьян, с бледными, суровыми лицами, которых одна известная путешественница очень метко сравнила с кастильцами, хотя последние более высокомерны. Там и сям виднелись деревни, уже покинутые жителями, – признак, явственно указывающий на то, что ханское воинство уже близко. Местные обитатели со своими стадами овец, с верблюдами и лошадьми ушли, пережидают напасть где-то среди северных равнин. Несколько кочевых киргизских племен, сохранивших верность властям империи, со своими шатрами тоже перебрались за Иртыш и за Обь, подальше от грабителей-захватчиков.
К счастью, почтовая служба работала по-прежнему четко. Также, как телеграф: связь с теми пунктами, куда еще дотягивались неповрежденные провода, поддерживалась исправно. Станционные смотрители согласно установленным правилам на всех станциях снабжали проезжающих свежими лошадьми. И телеграфисты, сидя у своих окошечек на каждой станции, тоже отсылали все депеши, которые им поручали, задерживая их только тогда, когда следовало уступить очередь срочной телеграмме государственной важности. Поэтому Гарри Блаунт и Альсид Жоливе широко пользовались возможностями телеграфа.
Таким образом, до сих пор путешествие Михаила Строгова происходило в удовлетворительных условиях. Царский курьер был избавлен от каких-либо задержек и был уверен, что если удастся обогнуть Красноярск, занятый передовыми частями Феофар-хана, он наверняка успеет в Иркутск раньше захватчиков и потратит на это минимум времени.
Назавтра после того дня, когда два тарантаса выехали из Екатеринбурга, они, проехав двести двадцать верст, в семь часов утра достигли маленького городка Тугулыма без каких-либо достойных упоминания событий.
Там путники потратили полчаса на завтрак. Затем снова устремились вперед со скоростью, объяснить которую можно только известным числом добавочных копеек, обещанных за нее ямщикам.
Кчасу того же дня, 22 июля, тарантасы, оставив позади еще шестьдесят верст, прибыли в Тюмень.
Население этого города, где обычно проживают десять тысяч человек, теперь удвоилось. Тюмень – первый промышленный центр, созданный русскими в Сибири, он примечателен своими прекрасными металлургическими заводами и мастерской, где льют колокола, но такого многолюдства здесь никогда еще не видывали.
Оба репортера тотчас пустились на поиски новостей. Те, что приносили беглецы с театра военных действий, не радовали.
Молва среди прочего утверждала, что войска Феофар-хана быстро приближаются к долине Ишима и их предводитель вот-вот встретится с полковником Иваном Огаровым, если уже не встретился. Из этого естественным образом следовало, что тогда наступление на восточную Сибирь развернется весьма активно.
Что до русских войск, их следовало призвать в основном из губерний европейской России, они были еще слишком далеко, чтобы дать отпор нашествию. Тем не менее казаки Тобольской губернии форсированным маршем двигались к Томску в надежде преградить путь азиатским колоннам.