– Спасибо, брат! – отвечала Надя.
Тогда Михаил добавил, что выправил себе специальную подорожную для проезда по Сибири, а потому со стороны русских властей в этой поездке можно не бояться никаких препон.
Лишних вопросов Надя не задавала. В самой судьбой посланной встрече с этим простым и добрым молодым человеком она видела только одно: средство, помогающее осилить путь, ведущий ее к отцу.
– У меня было разрешение, дающее право уехать в Иркутск, но губернатор Нижнего Новгорода отменил его своим распоряжением. Без тебя, брат, мне бы не выбраться из Нижнего, где ты меня нашел. А там я бы наверняка умерла!
– Но ты же одна, Надя! – не выдержал Михаил. – Как ты решилась одна скитаться по степям Сибири?
– Брат, это мой долг.
– Разве ты не знала, что край охвачен восстанием и подвергся нашествию? Ведь это сделало его дороги почти непроходимыми!
– Уезжая из Риги, я еще не знала о нашествии азиатов, – отвечала юнаяливонка. – Эта весть дошла до меня только в Москве!
– И ты наперекор всему продолжила путь?
– Это мой долг.
В этих словах сосредоточилась вся суть характера отважной девушки. Надя никогда не колебалась, совершая то, что считала своим долгом.
Потом она рассказала о своем отце, Василии Федорове. Он был известным врачом, уважаемым в Риге. С успехом занимался своей профессией, был счастлив ив кругу семьи. Но было установлено, что он имеет сношения с заграничным тайным обществом, и он получил приказ отправиться в изгнание в Иркутск. Жандармы, вручив ему этот приказ, тотчас же увели его и, не дав отсрочки, препроводили в Сибирь.
Василий Федоров успел только обнять жену, уже тогда тяжело больную, и дочь, которой, возможно, предстояло вскоре остаться без всякой поддержки. С тем он и уехал, проливая слезы об этих двух созданиях, которых любил.
Вот уже два года как он живет в столице восточной Сибири, где может продолжать, правда, почти бесплатно, медицинскую практику. Тем не менее он, пожалуй, был бы счастлив настолько, насколько это возможно для изгнанника, если бы жена и дочь были рядом. Но госпожа Федорова была уже слишком слаба, чтобы покинуть Ригу. Через двадцать месяцев после мужнина отъезда она скончалась на руках у дочери, оставив ее на свете одну и почти без средств. Тогда-то Надя Федорова испросила у русского правительства разрешения уехать к отцу в Иркутск и легко получила его. Она ему написала, что выезжает. Ей с трудом удалось наскрести денег на такое долгое путешествие, и все же она решилась на него без колебаний. Она сделает все, что в ее силах!.. Господь довершит остальное.
А «Кавказ» тем временем шел вверх по течению реки. Настала ночь, и воздух наполнился сладостной прохладой. Из пароходной трубы вырывались тысячи мерцающих искр от жарко пылавших в топке сосновых поленьев, и к плеску воды, рассекаемой форштевнем судна, примешивался вой волков, рыщущих во мраке по правому берегу Камы.
На следующий день, 18 июля, «Кавказ» остановился у причала в Перми – это был последний пункт, до которого доходили по Каме подобные суда.
Губерния, главным городом которой является Пермь, – одна из обширнейших в русской империи, притом она не только простирается до Уральского хребта, но и захватывает часть территории Сибири. Мраморные и соляные копи, залежи золота и платины, угольные шахты – все это разрабатывается здесь с большим размахом. Можно было бы ожидать, что благодаря стольким преимуществам Пермь станет первоклассным городом, ан нет: она весьма непрезентабельна. Очень грязна, дороги там ужасно вязкие, и никаких заманчивых возможностей. Тем, кто приезжает в Сибирь из России, такое отсутствие комфорта довольно безразлично, они привозят с собой из центральных губерний все, что им нужно. А вот те, кто после длинного изнурительного пути добираются сюда из Средней Азии, не возражали бы, если бы первый европейский город империи, расположенный на азиатской границе, снабжался получше.
Здесь, в Перми, путешественники перепродают свои экипажи, повозки и телеги, более или менее пострадавшие от долгой езды по сибирским равнинам. Те же, кто из Европы направляется в Азию, покупают здесь коляски летом, сани зимой, чтобы на долгие месяцы двинуться в путь по бескрайним степям.
Михаил Строгов уже составил четкий план своего путешествия, теперь оставалось только осуществить его.
Всего удобнее было бы воспользоваться почтовой каретой, так они скорее бы преодолели Уральские горы, но эта служба при сложившихся обстоятельствах не могла надежно работать. Вот почему Строгов, желая двигаться как можно быстрее и ни от кого не зависеть, не стал нанимать почтовую карету. Он благоразумно предпочел купить экипаж и ехать от станции к станции, пуская в ход добавочные взносы «на водку», весьма ободряющие почтовых кучеров, которых в этой стране именуют ямщиками.
К несчастью, вследствие мер, принятых против иноземцев азиатского происхождения, многие путешественники второпях выехали из Перми, а следовательно, раздобыть здесь какое-либо средство передвижения стало чрезвычайно трудно. Поэтому Михаилу Строгову придется довольствоваться хламом, от которого другие отказались. Что до прочего, царский посланец, коль скоро он пока еще находился не в Сибири, мог без опасений предъявлять свою подорожную, чтобы станционные смотрители запрягали лошадей в его колымагу без очереди. Но позже, как только они окажутся за пределами европейской России, фельдъегерь сможет рассчитывать лишь на власть рубля.